Когда я проснулась на следующее утро — о, какой молодой почувствовала я себя! Я могла бы прибавить: какой молодой казалась я, будь я способна распространяться о моем тленном теле. Но я не способна — и не прибавлю ничего.
Когда приблизилось время завтрака — не ради человеческих потребностей, но ради свидания с милой тетушкой, — я надела шляпу, чтоб отправиться на Монтегю-сквер. Только-только я приготовилась, как служанка квартиры, где я тогда жила, заглянула в дверь и сказала:
— Слуга от леди Вериндер к мисс Клак.
Я занимала нижний этаж во время своего пребывания в Лондоне. Гостиная моя была очень мала, очень низка и очень скудно меблирована, но зато как опрятна! Я заглянула в коридор посмотреть, кто из прислуги леди Вериндер спрашивает меня. Это был молодой лакей
Самюэль — вежливый, румяный юноша, со сметливым выражением лица и с очень услужливыми манерами. Я всегда чувствовала духовное расположение к Самюэлю и желание сказать ему несколько поучительных слов. На этот раз я пригласила его в гостиную. Он вошел с большим свертком под мышкой. Он положил его на стол с таким видом, словно боялся этого свертка.
— Миледи приказала вам кланяться, мисс, и сказать, что вы найдете тут письмо.
Исполнив поручение, румяный молодой лакей удивил меня тем, что как будто хотел тотчас повернуться и убежать.
Я удержала его, чтобы задать ему несколько ласковых вопросов. Смогу ли я увидеть тетушку, если зайду на Монтегю-сквер? Нет, она уехала кататься. Мисс Рэчел поехала с нею, и мистер Эблуайт тоже сел с ними в коляску. Зная, как сильно милый мистер Годфри запустил свои благотворительные занятия, я нашла странным такое праздное катание. Задержав Самюэля уже в дверях, я сделала еще несколько ласковых вопросов. Мисс Рэчел едет сегодня на бал, а мистер Эблуайт условился прибыть к вечернему кофе и уехать с нею. На завтра объявлен утренний концерт, и Самюэлю приказано взять несколько билетов, в том числе и для мистера Эблуайта.
— Боюсь, что все билеты будут проданы, мисс, — сказал этот невинный юноша, — если я не побегу за ними сейчас.
Он проговорил эти слова на бегу, и я опять очутилась одна, с тревожными мыслями, занимавшими меня.
В этот вечер у нас должно было состояться спешное заседание «Комитета материнского попечительства о превращении отцовских панталон в детские», созванное специально для того, чтобы получить совет и помощь от мистера Годфри. И, вместо того чтобы поддержать комитет, заваленный целой грудой панталон, которые совершенно подавили нашу маленькую общину, он условился пить послеобеденный кофе на Монтегю-сквере, а потом ехать на бал! На завтрашний день было назначено празднество «Общества надзора британских дам над воскресными обожателями служанок». Вместо того чтобы присутствовать на нем и быть душой этого с трудом борющегося за свое существование общества, он дал слово суетным людям ехать вместе с ними на утренний концерт! Я спросила себя: «Что это значит?» Увы, это означало, что наш христианский герой предстал передо мною в совершенно новом свете и в мыслях моих связан с самым ужасным прегрешением наших дней.
Вернемся, однако, к истории настоящего дня. Оставшись одна в комнате, я, естественно, обратила внимание на сверток, вызывавший, по-видимому, какой-то странный ужас у румяного молодого лакея. Не прислала ли мне тетушка обещанного наследства и не явится ли оно в виде изношенного платья, потертых серебряных ложек, вышедших из моды вещиц или чего-нибудь в этом роде? Приготовившись смиренно принять все и не сердиться ни на что, я раскрыла сверток. И что же представилось глазам моим! Двенадцать драгоценных изданий, которые я разбросала накануне по дому, все возвращены мне по приказанию доктора! Как же было не дрожать юному Самюэлю, когда он принес сверток ко мне в комнату! Как ему было не бежать, когда он исполнил такое гнусное поручение! В своем письме бедняжка тетушка коротко сообщала о том, что она не смела ослушаться своего доктора. Что же теперь делать? При моем воспитании и моих правилах у меня не оставалось ни малейшего сомнения на этот счет. Руководствуясь своей совестью и подвизаясь на пользу ближнего своего, истинная христианка никогда не падает духом. Ни общественное влияние, ни влияние отдельных лиц не оказывают на нас ни малейшего действия, когда мы уже приступили к исполнению своей миссии.
В деле моей заблудшей тетки форма, которую должна была принять моя набожная настойчивость, была для меня совершенно ясна.
Ввиду явного нежелания леди Вериндер ее не удалось подготовить к будущей жизни при помощи клерикальных друзей. Не удалось ее подготовить и при помощи книг — из-за нечестивого упорства доктора. Пусть так! Что же оставалось делать? Подготовить ее посредством писем. Другими словами, так как книги были отосланы, то выбранные места из них, переписанные разными почерками и адресованные в виде писем тетушке, должны были посылаться по почте, а некоторые разбрасываться в доме по тому плану, который я приняла накануне. Как письма —- они не возбудят подозрения, как письма — они будут распечатаны и, может быть, прочтены. Некоторые из них я написала сама:
«Милая тетушка, могу ли я просить вас обратить внимание на эти несколько строк?» — и проч.
«Милая тетушка, читая вчера, я случайно напала на следующее место…» — и проч.
Другие письма были написаны для меня моими неоцененными сотрудниками, членами «Общества материнского попечительства».
«Милостивая государыня, простите за участие, принимаемое в вас истинным, хотя смиренным другом…»