— Это насчет индусов; а как насчет Розанны?
Сыщик Кафф покачал головой:
— С этой стороны тайна темнее, чем прежде. Я проследил ее до лавки во Фризинголле, принадлежащей торговцу полотном, по имени Молтби. Она не купила ничего в других лавках — ни у суконщиков, ни у модисток, ни у портных. Она и у Молтби купила только большой кусок полотна и особенно интересовалась его добротностью. А что до количества, она взяла достаточно, чтобы хватило на ночную сорочку.
— Чью ночную сорочку?
— Свою собственную, разумеется. Между полночью и тремя часами утра в четверг, пока все вы спали, она, должно быть, прошла в комнату своей барышни, чтобы договориться, куда спрятать Лунный камень. При возвращении оттуда задела ночной рубашкой за свежевыкрашенную дверь. У нее не было возможности смыть пятно, не смела она и уничтожить рубашку, не запасшись другой, совершенно такой же, чтобы весь комплект ее белья оказался в целости.
— Какое у вас доказательство, что это ночная рубашка Розанны?
— Материал, купленный ею для замены, — ответил сыщик. — Если бы дело шло о ночной рубашке мисс Вериндер, она должна была бы купить кружева, оборки и бог знает еще что и не успела бы сшить ее за одну ночь. Кусок простого полотна означает простую рубашку служанки. Нет-нет, мистер Беттередж, все это довольно ясно. Затруднение состоит в том, чтобы ответить на вопрос: почему, сшив новую ночную рубашку, она спрятала запачканную, вместо того чтобы ее уничтожить? Если девушка не захочет объясниться, есть только один способ разгадать эту загадку: обыскать Зыбучие пески. И тогда истина откроется.
— Как же вы найдете настоящее место? — осведомился я.
— Сожалею, что не могу удовлетворить вашего любопытства, — сказал сыщик. — Но это секрет, который я намерен оставить при себе.
Чтобы не дразнить ваше любопытство, как он раздразнил мое, скажу здесь заранее, что он вернулся из Фризинголла с разрешением на обыск. Его опыт в подобных делах подсказал ему, что Розанна, по всей вероятности, носит при себе памятную записку о том месте, куда она спрятала вещь, — на случай, если ей придется вернуться туда при изменившихся обстоятельствах и после продолжительного времени. Завладев этой запиской, сыщик располагал бы всем, что ему было нужно.
— А теперь, мистер Беттередж, — продолжал он, — оставим-ка предположения и перейдем к делу. Я поручил Джойсу наблюдать за Розанной. Где Джойс?
Джойс был фризинголлский полисмен, которого инспектор Сигрэв оставил в распоряжение сыщика Каффа. В ту минуту, когда он задал мне этот вопрос, часы пробили два. И аккуратно в назначенное время подъехал экипаж, чтобы отвезти мисс Рэчел к ее тетке.
— Два дела зараз не сделаешь, — проговорил сыщик, останавливая меня, когда я направился было на поиски Джойса. — Прежде всего надо заняться мисс Вериндер.
Так как небо по-прежнему хмурилось, для мисс Рэчел подали карету. Сыщик Кафф сделал Самюэлю знак сойти к нему с запяток.
— Один мой приятель ждет за деревьями, не доезжая ворот, — сказал он. — Этот приятель, не останавливая кареты, прыгнет к вам на запятки. Вам следует попридержать свой язык и закрыть на это глаза, иначе у вас будет неприятность.
С таким советом он отослал лакея на его место. Что подумал об этом Самюэль, я не знаю. Но для меня было ясно, что за мисс Рэчел установится тайное наблюдение с той самой минуты, как она выедет из нашего дома — если она выедет. Надзор за моей барышней! Шпион позади нее на запятках экипажа ее матери! Я готов был отрезать свой собственный язык за то, что забылся и заговорил с сыщиком Каффом.
Первой из дома вышла миледи. Она стала поодаль, на верхней ступени, откуда могла видеть все, что происходило. Ни слова не сказала она ни сыщику, ни мне. Сжав губы и спрятав руки под легкий плащ, который она накинула на себя, выходя на воздух, миледи стояла неподвижно, как статуя, в ожидании дочери.
Через минуту вышла Рэчел, очень мило одетая в костюм из какой-то мягкой желтой материи, которая шла к ее смуглому лицу. Жакет плотно облегал ее стан. На голове у нее была щегольская соломенная шляпка с белым вуалем, на руках перчатки цвета буковицы, обтягивавшие ей пальцы, как вторая кожа. Ее чудные черные волосы казались из-под шляпки гладкими, как атлас. Ее маленькие ушки напоминали розовые раковины: с каждого свисала жемчужина. Она быстро подошла к нам, прямая, как лилия на стебле, и гибкая в каждом движении, как котенок. На мой взгляд, в ее хорошеньком личике ничего не изменилось, кроме глаз и губ. Глаза были более блестящи и гневны, чем этого бы мне хотелось, а губы до того лишились своего цвета и улыбки, что я их просто не узнал. Она торопливо поцеловала мать в щеку, сказав: «Постарайтесь простить меня, мама», — и так быстро опустила вуаль на лицо, что разорвала ее. Через минуту она сбежала со ступеней и бросилась в карету, словно хотела там спрятаться.
Сыщик Кафф проявил проворство, в свою очередь. Он оттолкнул Самюэля и, держась рукой за открытую дверцу, встал перед мисс Рэчел в ту самую минуту, как она уселась на свое место.
— Что вам нужно? — спросила мисс Рэчел из-под вуали.
— Мне нужно сказать вам одно слово, мисс, прежде чем вы уедете, — ответил сыщик. — Я не смею не разрешить вам ехать к вашей тетушке, я могу только осмелиться сказать, что ваш отъезд, при настоящем положении вещей, может помешать мне найти алмаз. Поймите это и решите сами, уедете вы или останетесь.
Мисс Рэчел даже не ответила ему.