Лунный камень [текст оригинала] - Страница 36

Вскоре после завтрака пришла ответная телеграмма от мистера Блэка-старшего. Депеша сообщала нам, что он напал (через своего приятеля, начальника полиции) именно на такого человека, который может нам помочь. Звали его сыщик Кафф, а приезда его из Лондона можно было ожидать с утренним поездом.

Прочтя имя нового полицейского чиновника, мистер Фрэнклин вздрогнул. Кажется, он слышал разные любопытные анекдоты о сыщике Каффе от стряпчего своего отца во время пребывания в Лондоне.

— Я начинаю надеяться, что мы скоро увидим конец нашим беспокойствам, — сказал он. — Если половина рассказов, слышанных мной, справедлива, то в Англии никто не может сравниться с сыщиком Каффом, когда дело идет о том, чтобы раскрыть тайну.

Мы все пришли в волнение и в нетерпение, когда приблизилось время появления этого знаменитого и талантливого человека. Инспектор Сигрэв, возвратившийся к нам в назначенное время и узнавший, что ожидают лондонского сыщика, тотчас заперся в отдельной комнате и взял перо, чернила и бумагу, чтобы написать отчет, который, без сомнения, потребуют от него. Мне хотелось самому встретить сыщика на станции. Но о карете и лошадях миледи нечего было и думать даже для мистера Каффа, а кабриолет был нужен позже для мистера Годфри. Он глубоко сожалел, что вынужден оставить свою тетку в такое тревожное время, и любезно отложил час отъезда до последнего поезда, чтобы узнать об этом деле мнение искусного лондонского сыщика. Но в пятницу вечером он непременно должен был быть в Лондоне, потому что дамский комитет ввиду каких-то серьезных затруднений нуждался в его советах в субботу утром.

Приближалось время приезда сыщика, и я вышел к воротам ожидать его.

Когда я подошел к сторожке, со станции подъехала извозчичья карета и из нее вышел седоватый пожилой человек, до того худой, что казалось, у него нет ни одной унции мяса на костях. Одет он был в приличное черное платье, с белым галстуком на шее. Лицо его было остро, как топор, а кожа такая желтая, сухая и поблекшая, как осенний лист. В его стальных светло-серых глазах появлялось весьма неутешительное выражение, когда они встречались с вашими глазами, — словно они ожидали от вас более того, что было известно вам самим. Походка его была медленная, голос меланхолический; длинные сухощавые пальцы были крючковаты, как когти. Он походил на пастора, на подрядчика похоронного бюро — на кого угодно, только не на того, кем он был. Большей противоположности инспектору Сигрэву, нежели сыщик Кафф, и полицейского менее успокоительной наружности (для встревоженной семьи), сколько бы ни искали, вы не могли бы найти.

— Это дом леди Вериндер? — спросил он.

— Точно так, сэр.

— Я сыщик Кафф.

— Пожалуйте сюда.

По дороге к дому я упомянул о моем имени и положении в семействе, чтобы дать ему возможность говорить о деле, которое собиралась поручить ему миледи. Однако он ни слова о нем не сказал. Он восхищался парком, заметил, что морской воздух очень свеж и приятен. Я удивился про себя, чем это знаменитый сыщик Кафф заслужил свою репутацию. Мы дошли до дома подобно двум незнакомым собакам, первый раз в жизни посаженным вместе на одну цепь.

Спросив о миледи и услышав, что она в оранжерее, мы отправились в сад позади дома и послали слугу доложить ей. Пока мы ждали, сыщик Кафф разглядел сквозь арку, увитую плющом, наш питомник роз и прямо вошел туда, в первый раз выказав нечто похожее на интерес. К удивлению садовника и к моему негодованию, этот знаменитый полицейский оказался кладезем учености в пустячном искусстве разведения роз.

Хорош же был человек, который должен отыскать алмаз мисс Рэчел и узнать вора, укравшего его!

— Вы, кажется, любите розы, сэр? — заметил я.

— Не имею времени любить что-нибудь, — ответил сыщик Кафф. — Но, когда у меня есть свободная минутка, я всегда посвящаю ее розам, мистер Беттередж. Я начал жизнь среди них, в питомнике моего отца, и кончу жизнь среди них, если смогу. Да. В один прекрасный день — с божьей помощью — я перестану ловить воров и попробую ухаживать за розами. Между моими клумбами, господин садовник, будут травяные дорожки!

По-видимому, сыщика неприятно поразили наши дорожки, посыпанные песком.

— Для человека вашей профессии, сэр, это довольно странный вкус, — решился я заметить.

— Если вы посмотрите вокруг себя — а это делают немногие, — сказал сыщик Кафф, — вы увидите, что вкус человека по большей части совершенно не согласуется с его занятиями. Покажите мне две вещи, более противоположные, чем роза и вор, и я тотчас же изменю мой вкус, если еще не поздно в мои лета. Вы не находите, что дамасская роза — красивый фон почти для всех более нежных сортов, господин садовник?.. А, я так и думал… Вот идет дама. Это леди Вериндер?

Он увидел ее, прежде чем ее заметили я или садовник, хотя мы знали, в какую сторону смотреть, а он нет. Я начал его считать гораздо наблюдательнее, чем он показался мне с первого взгляда.

Наружность сыщика, или дело, по которому он придал, или то и другое как будто несколько смутили миледи. Первый раз в жизни видел я, как она не нашлась, что сказать постороннему. Сыщик Кафф тотчас же вывел ее из затруднения. Он спросил, не поручили ли уже кому- нибудь дело о краже, прежде чем мы послали за ним, и, услыхав, что был приглашен другой человек, который и теперь еще находится в доме, просил позволения прежде всего переговорить с ним. Миледи пошла к дому. Прежде чем инспектор последовал за нею, он на прощание ругнул дорожки, посыпанные песком.