Лунный камень [текст оригинала] - Страница 32

Удивив нас известием об этом новом обороте дела, наш джентльмен, по просьбе тетки, сел и объяснил свою темную речь.

Оказалось, что решительная сторона его характера продержалась до самого Фризинголла. Он ясно изложил все дело судье, а судья тотчас же послал за полицией. По первом же наведенным справкам оказалось, что индусы и не пытались покинуть город. Дальнейшие справки выяснили, что всех троих вместе с мальчиком видели возвращающимися во Фризинголл накануне, в одиннадцатом часу вечера, — а это (принимая в расчет время и расстояние) доказывало, что они воротились назад прямо после представления на нашей террасе. Еще позднее, в полночь, полиция, делавшая обыск в том доме, где они остановились, опять видела их всех троих и с мальчиком. Вскоре после полуночи я сам благополучно запер дом. Не могло быть более ясных доказательств в пользу индусов. Судья сказал, что покуда против них нет и тени подозрения. Но, так как возможно, что по приезде полиции розыски приведут к каким-нибудь открытиям, касающимся фокусников, он арестует их как плутов и бродяг и продержит некоторое время под замком, на случай, если они нам понадобятся.

Они по незнанию нарушили какое-то постановление, тем самым дав предлог для своего ареста, это доказывает, что и правосудие можно обратить в свою пользу, если знать как. Достойный судья был старым другом миледи, и в то же утро, едва открылся суд, индусы были задержаны.

Таков был рассказ мистера Фрэнклина о событиях во Фризинголле. Индийский ключ от тайны пропавшего алмаза, судя по всему, сломался у нас в руках. Если фокусники были невиновны, то кто же вынул Лунный камень из шкафчика мисс Рэчел?

Минут через десять, к бесконечному нашему облегчению, прибыл инспектор Сигрэв. Он сообщил, что прошел мимо мистера Фрэнклина, сидевшего на террасе на солнышке (верно, итальянской стороной кверху), заранее предупредившего их, когда они проходили, что всякое следствие будет бесполезно, — еще прежде, чем это следствие началось.

В том положении, в каком мы находились, лучшего полицейского, чем инспектор фризинголлской полиции, трудно было пожелать. Мистер Сигрэв был высок и представителен, с военной выправкой, приятным начальственным голосом и решительным взглядом, в мундире, сверху донизу красиво усаженном пуговицами. «Я именно тот человек, какой вам нужен, — было написано на его лице. Он обращался с сопровождавшими его двумя низшими полицейскими чинами со всей строгостью, способной сразу убедить вас, что с ним шутки плохи. Он начал с того, что осмотрел весь дом снаружи и внутри; результат этого осмотра показал, что снаружи воры не могли к нам проникнуть и что, следовательно, кражу совершил кто-нибудь в доме. Предоставляю вам судить, в какое состояние пришли слуги, когда это официальное заявление дошло до их ушей. Инспектор решил, что начнет с осмотра будуара, а потом допросит слуг. В то же время он поставил одного из своих подчиненных на лестнице, которая вела в спальни слуг, с приказом не впускать туда никого из находящихся в доме до дальнейших распоряжений.

При этом последнем приказании представительницы слабейшей половины рода человеческого окончательно помешались. Они выскочили из своих углов и помчались наверх, в комнату мисс Рэчел, увлекая за собой на этот раз и Розанну Спирман, накинулись на инспектора Сигрэва и все с одинаково виновным видом стали требовать, чтобы он сказал, которую из них он подозревает.

Инспектор не растерялся: он посмотрел на них решительными глазами и припугнул их своим военным голосом:

— Эй вы, бабы, ступайте-ка опять вниз, все до одной! Я вас сюда не звал… Посмотрите-ка! — вдруг прервал он себя, указав на пятнышко под самым замком на раскрашенной двери мисс Рэчел: — Посмотрите, что наделали ваши юбки! Вон отсюда!

Розанна Спирман, которая была всех ближе к нему и к пятнышку на двери, первая подала пример послушания и тотчас же возвратилась к своей работе. Остальные последовали за нею. Инспектор закончил осмотр комнаты и, ничего этим не добившись, спросил меня, кто первый открыл пропажу. Первой открыла ее моя дочь. Послали за моей дочерью.

Инспектор сначала обошелся с Пенелопой несколько круто:

— Слушайте меня внимательно, молодая женщина, и помните, что вы должны отвечать правду.

Пенелопа тотчас вспылила:

— Меня никогда не учили лгать, и если отец мой может стоять здесь и выслушивать, как его дочь обвиняют во лжи и в воровстве, не пускают в собственную ее комнату, отнимают доброе имя, единственное достояние бедной девушки, то он не такой добрый отец, каким я его считала!

Слово, сказанное мною кстати, поставило правосудие и Пенелопу в более приятные отношения. Вопросы и ответы пошли гладко и не завершились ничем, о чем стоило бы упомянуть. Дочь моя видела, как мисс Рэчел вечером спрятала алмаз в ящик шкафчика. Она вошла в восемь часов утра к мисс Рэчел с чашкой чая, увидела, что ящик открыт и пуст, и тотчас подняла тревогу. На том и закончились показания Пенелопы.

Затем инспектор попросил позволения поговорить с мисс Рэчел. Пенелопа передала его просьбу через дверь.

Ответ пришел к нам тем же путем.

— Мне нечего сказать инспектору: я никого не могу видеть.

Наш опытный полицейский, казалось, был удивлен и обижен, услышав такой ответ. Я объяснил ему, что наша барышня нездорова, и просил его подождать немного и повидаться с нею попозже. После этого мы опять спустились вниз и, проходя через переднюю, встретили мистера Годфри и мистера Фрэнклина.

Оба джентльмена, гостившие в доме, были спрошены, не смогут ли они пролить какой-нибудь свет на это дело.