— Мне очень жаль, — начал я, — что мы с вами не соглашаемся…
— Не вмешивайте меня в это дело! — перебил Беттередж. — Речь идет не о согласии, а о повиновении. Давайте ваши распоряжения, сэр, давайте распоряжения!
— Я хочу, чтобы некоторые комнаты были снова открыты, — начал я, — и меблированы точь-в-точь так, как в прошлом году.
Беттередж лизнул языком тупо очиненный карандаш.
— Назовите эти комнаты, мистер Дженнингс, — сказал он надменно.
— Во-первых, нижний зал.
— «Во-первых, зал», — написал Беттередж. — Невозможно меблировать его, сэр, как он был меблирован в прошлом году…
— Почему?
— Потому что в прошлом году, мистер Дженнингс, там стояло чучело сарыча. Когда господа уехали, чучело унесли вместе с другими вещами. Когда чучело уносили, оно развалилось.
— Если так, исключим чучело.
Беттередж записал исключение.
— «Нижний зал должен быть меблирован, как в прошлом году. Только исключить развалившегося сарыча». Пожалуйста, продолжайте, мистер Дженнингс.
— Разостлать ковер на лестницах, как прежде.
— «Разостлать ковер на лестницах, как прежде». Очень жалею, что опять должен обмануть ваши ожидания, сэр. Но и этого сделать нельзя.
— Почему же?
— Потому что человек, расстилавший ковры, умер, мистер Дженнингс, а подобного ему в искусстве расстилать ковры, обойди хоть всю Англию, не найдешь!
— Очень хорошо. Мы должны постараться найти лучшего человека во всей Англии после него.
Беттередж записал, а я продолжал делать распоряжения.
— Гостиная мисс Вериндер должна быть восстановлена совершенно в таком виде, в каком она была в прошлом году. Также и коридор, ведущий из гостиной на первую площадку. Также и второй коридор, ведущий со второй площадки в спальни хозяев. Также спальня, занимаемая в июне прошлого года мистером Фрэнклином Блэком.
Тупой карандаш Беттереджа следовал добросовестно за каждым моим словом.
— Продолжайте, сэр, — сказал старик с сардонической важностью. — Мой карандаш еще не совсем затупился.
Я ответил ему, что у меня больше нет никаких распоряжений.
— Сэр, — сказал Беттередж, — в таком случае, разрешите — я сам от себя прибавлю пункт или два.
Он раскрыл записную книжку на новой странице и еще раз лизнул неистощимый карандаш.
— Я желаю знать, — начал он, — могу я или нет умыть руки…
— Конечно, можете, — сказал мистер Блэк. — Я позвоню слуге.
— …сложить с себя ответственность, — продолжал Беттередж, с прежней невозмутимостью продолжая не замечать в комнате никого, кроме меня. — Начнем с гостиной мисс Вериндер. Когда мы снимали ковер в прошлом году, мистер Дженнингс, мы нашли огромное количество булавок. Должен я снова положить булавки?
— Конечно, нет.
Беттередж тут же записал эту уступку.
— Теперь о первом коридоре, — продолжал он. — Когда мы снимали украшения в этой части дома, мы унесли статую толстого ребенка нагишом, богохульственно обозначенного в каталоге дома «Купидоном, богом любви». В прошлом году у него было два крыла в мясистой части плеч. Я недоглядел, и он потерял одно крыло. Должен я отвечать за крыло купидона?
Я опять сделал ему уступку, а Беттередж опять записал.
— Перейдем ко второму коридору, — продолжал он. — В прошлому году в нем не было ничего, кроме дверей, и я сознаюсь, что душа у меня спокойна только относительно этой части дома. Что касается спальни мистера Фрэнклина, то, если ей надо придать ее прежний вид, желал бы я знать, кто должен взять на себя ответственность за то, чтобы поддерживать в ней постоянный беспорядок, как бы часто ни восстанавливался порядок, — здесь панталоны, тут полотенце, французские романы там и тут, — я говорю, кто должен держать в неопрятности комнату мистера Фрэнклина: он или я?
Мистер Блэк объявил, что он с величайшим удовольствием возьмет на себя ответственность за это. Беттередж упорно отказывался слушать разрешение затруднения с этой стороны, прежде чем он получил мое согласие и одобрение. Я принял предложение мистера Блэка, и Беттередж сделал последнюю запись в своей книжке.
— Заходите к нам, когда хотите, мистер Дженнингс, начиная с завтрашнего дня, — сказал он вставая. — Вы найдете меня за работой с нужными помощниками. Я почтительно благодарю вас, сэр, за то, что вы оставили без внимания чучело сарыча и купидоново крыло, также и за то, что вы позволили мне умыть руки и снять с себя всякую ответственность за булавки на ковре и беспорядок в комнате мистера Фрэнклина. Как слуга, я глубоко обязан вам. Как человек, я считаю это прихотью с вашей стороны и восстаю против вашего опыта, который считаю обманом чувств и западней. Не бойтесь, чтобы мои чувства как человека помешали моему долгу как слуги. Ваши распоряжения будут исполнены, сэр, будут исполнены! Если это кончится пожаром в доме, я не пошлю за пожарными, пока вы не позвоните в колокольчик и не прикажете послать за ними!
С этим прощальным уверением он поклонился и вышел из комнаты.
— Как вы думаете, можем мы положиться на него? — спросил я.
— Безусловно, — ответил мистер Блэк. — Когда мы войдем в дом, мы увидим, что он ничего не позабыл и ничем не пренебрег.
Июня 19. Еще протест против нашего плана. На этот раз от дамы.
С утренней почтой пришло два письма на мое имя. Одно от мисс Вериндер, самым любезным образом соглашавшейся на предложенный мною план. Другое от дамы, в доме которой она живет, — миссис Мерридью.
Миссис Мерридью кланяется и не претендует понять предмет, о котором я переписываюсь с мисс Вериндер в его научном значении. С общепринятой точки зрения, однако, она чувствует себя вправе выразить свое мнение. Мне, считает мисс Мерридью, вероятно, неизвестно, что мисс Вериндер всего лишь девятнадцать лет. Позволить молодой девушке в такие годы присутствовать без компаньонки в доме, полном мужчин, которые будут производить медицинский опыт, есть нарушение приличия, которого миссис Мерридью взять на себя не может. Она чувствует, что ее долг пожертвовать своими личными удобствами и поехать с мисс Вериндер в Йоркшир. Она просит, чтобы я подумал об этом, так как мисс Вериндер не хочет руководствоваться ничьим мнением, кроме моего. Может быть, ее присутствие не так необходимо, и одно мое слово освободило бы миссис Мерридью и меня от весьма неприятной ответственности.